– Вы, как верблюд, напиваетесь впрок? – спросил Гвинн, наблюдая за ним. – Проходите вот сюда, здесь вы можете улечься на лавке.

Дэн вошел за ним в придел. Вокруг амвона стояли с десяток скамеек, бледно-зеленые грязные стекла в окнах едва пропускали свет; на мгновение Дэну показалось, будто он очутился на дне морском. Над головой глухо гудели два вентилятора, будто две солидные дамы, спорящие о чем-то. Дэн присел на край возвышения и прижал ладони к глазам, чтобы унять боль, пульсирующую в голове.

– Симпатичная татуировка, – заметил Гвинн. – Вам где-нибудь здесь сделали?

– Нет. Совсем в другом месте.

– Не возражаете, если я спрошу, откуда и куда вы едете?

– Из Шривпорта, – ответил Дэн. – А еду в… – он замялся. – В общем, я просто еду.

– Вы живете в Шривпорте, да?

– Жил раньше. – Дэн отнял ладони от глаз. – А теперь я даже не уверен, что знаю, где мой дом. – Внезапно он вскинул голову:

– А я не заметил тут вашей машины.

– О, я хожу из дома пешком. Я живу всего лишь в полумиле отсюда, вверх по дороге. Вы наверное, голодны, мистер Фэрроу?

– Да, вполне мог бы что-нибудь съесть. – Очень странно было слышать это имя спустя столько лет. Дэн сам не понимал, почему выбрал именно его; возможно, из-за того парня с плакатом в Долине Смерти.

– Вы любите жареные пирожки? У меня есть несколько штук в кабинете; жена нажарила сегодня утром.

Дэн ответил, что это замечательное предложение. Гвинн ушел к себе в кабинет и вернулся с пакетом из коричневой бумаги, в котором были три посыпанных сахарной пудрой жареных пирожка. Дэну хватило четырех секунд, чтобы расправиться с первым.

– Берите еще, – предложил Гвинн, усаживаясь на возвышение напротив Дэна. – Похоже, вы давненько не ели.

Второй пирожок исчез с такой же скоростью. Гвинн поскреб подбородок и сказал:

– Доедайте последний. Моя жена была бы счастлива видеть, что ее стряпня имеет такой успех. – Третий пирожок стал достоянием истории, и Дэн слизнул с пальцев сахар. Гвинн рассмеялся:

– Только не надо жевать пакет.

– Передайте своей жене, что она готовит замечательные пирожки.

Гвинн вынул из кармана брюк серебряные часы.

– Почти четверть пятого. Вы можете сами сказать об этом Лавинии, если, конечно, у вас есть такое желание.

– Простите?

– Ужин у нас всегда в шесть. Если хотите поужинать вместе со мной и Лавинией, то милости просим. – Гвинн убрал часы. – Пира не обещаю, но свой желудок вы согреете, это я гарантирую. А я позвоню ей и попрошу поставить на стол еще одну тарелку.

– Спасибо, но я собирался немного отдохнуть и снова поехать.

– О-о, – густые белые брови Гвинна слегка приподнялись. – Тогда выбор за вами. Ну, как? Дэн молчал.

– Дорога никуда не исчезнет, мистер Фэрроу, – негромко произнес Гвинн. – Как вы считаете? Дэн взглянул в глаза проповедника.

– Вы же меня не знаете. Я мог бы оказаться… Человеком, кого вы не захотели бы видеть в своем доме.

– Совершенно верно. Но мой Господь, Иисус Христос, говорит, что мы всегда должны накормить странника. – В голосе Гвинна появились распевные интонации. – Каждый человек есть то, что он есть. Так что, если хотите отведать жареного цыпленка – а Лавиния готовит их бесподобно, – то вам стоит только сказать об этом.

Дэн не стал раздумывать долго.

– Хорошо. Я буду очень вам благодарен.

– Просто будьте очень голодным! По четвергам Лавиния всегда готовит на десятерых. – Гвинн встал. – Я схожу ей позвоню. А вы отдохните немного. Я вас разбужу, когда будет пора идти.

– Спасибо, – сказал Дэн. – Я действительно очень вам благодарен.

Он улегся на лавку, а Гвинн отправился в свой кабинет. Лавка была жесткой, но Дэн был рад даже просто возможности вытянуться. Он закрыл глаза и начал ждать сна, который избавил бы его от образа окровавленного Эймори Бленчерда.

У себя в кабинете священник Гвинн позвонил супруге. Она стоически перенесла новость о том, что за ужином к ним присоединится белый по имени Дэн Фэрроу, хотя сегодня вечером к ним из Мансфилда должны были приехать сын с женой. Впрочем, сказала мужу Лавиния, ничего страшного, потому что Теренс звонил всего лишь несколько минут назад и предупредил, что они с Амелией приедут не раньше семи. Была облава на торговцев наркотиками, и Теренс вынужден задержаться, потому что необходимо закончить оформление документов в тюрьме.

– В этом весь наш мальчик, – сказал на это ей Гвинн. – Его непременно выберут шерифом.

Он положил трубку и вновь вернулся к недописанной проповеди. Озарение снизошло на него. Доброта к странствующим. Так точно, сэр, это как раз то, что нужно!

Его неизменно поражали такие вещи, эти таинственные промыслы Бога. Никогда не знаешь, когда получишь ответ на свой вопрос из далекой синевы; или, как сейчас, из серого “шевроле-пикапа”.

Гвинн взял ручку, открыл Библию, чтобы делать цитаты, и начал сочинять черновик своей воскресной проповеди.

Глава 4

Рука Клинта

– Две карты. – Мне три.

– Одну.

– Ну, ну! Мне не нравится, как это звучит, джентльмены. Ну, ладно, сдающему тоже три, и посмотрим, что мы имеем.

Эта партия в покер началась в два часа дня. Дело происходило в задней комнате бильярдной Леопольда, в самом грязном западном районе Шривпорта, на Кеддо-стрит. Сейчас было уже почти без десяти шесть, если верить часам, висящим на потрескавшейся стене цвета морской волны. Сидя за покрытым потертым сукном столом, окутанным дымом сигарет и дешевых сигар, пятеро мужчин сосредоточенно уткнулись в карты. За стеной слышался треск бильярдных шаров, а дряхлый музыкальный автомат голосом Кливленда Кротчета под завывания аккордеона вопил о сахарной пчеле.

В комнате была жара, как в духовке. Трое игроков сидели в безрукавках, четвертый – в промокшей от пота футболке, но пятый, в лилово-синем костюме, упрямо не снимал своего просторного пиджака. Он сделал жаре лишь маленькую уступку: распустил узел галстука и расстегнул крахмальный воротничок своей белой рубашки. Справа от него стоял запотевший стакан с какой-то мутной жидкостью, в котором плавали кусочки льда, а слева лежала стопка фишек на сумму в триста девятнадцать долларов. За партию он не раз переживал взлеты и падения своей удачи, и как раз сейчас ему снова везло. Именно он менял всего одну карту, ибо был полностью уверен в победе.

Сдающий, лысый негр по имени Амброуз, хрипло откашлялся:

– Твоя очередь, Ройс.

– Еще пять. – Ройс, мужчина с огромным животом, огненно-рыжей бородой и голосом, напоминавшим крысиный писк, бросил на стол красную фишку.

– Я пас. – Следующий за ним, игрок по имени Винсент, со злостью швырнул карты на стол рубашкой вверх.

Возникла пауза.

– Давай, Джуниор, – поторопил Амброуз.

– Я думаю. – Джуниор, которому было двадцать восемь лет, был самым молодым среди игроков. У него было землистого цвета лицо с выступающей челюстью и непослушные каштановые волосы. Пот поблескивал на его щеках и каплями стекал на футболку. Он уставился в карты, крепко сжав зубами сигарету, потом зыркнул на соседнего игрока. – Пожалуй, на этот раз я достану тебя, счастливчик.

Мужчина в костюме был поглощен собственными картами и не обратил внимания на этот выпад. Его глаза были чуть голубоватыми, а лицо – таким бледным, что на висках отчетливо виднелись синеватые вены. С виду ему было лет тридцать пять; его худое тело напоминало вытянутое лезвие. Черные волосы были тщательно причесаны, полоска пробора – безукоризненно ровной.

– Ну, или туда или сюда, – сказал Амброуз.

– Пять и десять сверху. – Фишки щелкнули по столу.

– Пятнадцать долларов, – сказал мужчина в костюме. Его голос прозвучал мягко, словно шепот. Коротким движением правого запястья он передвинул фишки по столу.

– Ох-хо-хо, вот так-так! – Амброуз начал изучать свои карты с повышенным интересом. Он вынул из пепельницы окурок сигары и покрутил им в воздухе, словно надеялся увидеть будущее в завитках дыма.